рассказ

Само совершенство

1991

При свете дня студенческий кампус казался образцовым оплотом знаний. Его сложенные из песчаника светлые корпуса производили внушительное впечатление. Их разделяли выложенные бетонными плитами площадки с питьевыми фонтанчиками и тенистые аллеи, по которым неспешно прогуливались свободная от занятий ученая братия. Люди науки вели беседы о тонких материях, смелых теориях, противоречивых мнениях и сомнительных обоснованиях, гонорарах за статьи, воровстве идей, университетских склоках и тайных интригах, правительственных субсидиях, взятках с неуспевающих студентов, очаровательных девушках и семейных скандалах. В просторных и гулких аудиториях громкоголосые преподаватели внушали зеленой молодежи, что наука превыше всего и знания — билет на небеса. Студенты прилежно конспектировали, потея от страха, что голова не вместит всю предлагаемую им информацию и на сессии их ждут проблемы или же, в зависимости от темперамента, с тоской поглядывая за окно на ясное небо и залитую солнцем листву деревьев и в который раз жалея о напрасно уходящем времени, которое они с куда большим удовольствием могли бы провести на пляже.

С наступлением темноты кампус преображался. Скромное одноэтажное здание на его задворках, всегда закрытое днем и почти незаметное среди прочих построек университетского комплекса, ночью становилось центром студенческой жизни. "Бар Дикого Густава" зажигал все свои огни, включал две огромные музыкальные колонки по бокам от входа, начинал раздачу спиртного и неизменно собирал у своих гостеприимно распахнутых стеклянных дверей большую часть обитателей кампуса. Всего лишь через час после его открытия на танцплощадке было обычно уже не протолкнуться, на траве поодаль отдыхали несколько любителей хорошо и с чувством выпить, в кустах кто-то тихо мычал, в темноте за баром шла вялая драка, подбадриваемая криками болельщиков, из туалета струился сладкий дымок, а пара активистов собирали желающих отправиться в город, чтобы искупаться в фонтане на центральной площади.

Эмерсон Фитцпатрик, доктор философии не одобрял такое поведение своих студентов. Кому приятно, когда больше половины аудитории утром смотрит на тебя мутными с похмелья глазами и безуспешно пытается сообразить, с какой, интересно, целью ты изображаешь перед ними кладезь знаний и как бы, черт возьми, от тебя поскорей избавиться. Фитцпатрик любил, когда его словам придавалось заслуженное значение, а ему самому — достаточное внимание. Ему нравились прилежные студенты, на все готовые ради приобретения новых знаний, почтительные к старшим и более умным, скромные и воспитанные. После подобных же ночных оргий он имел дело исключительно с мучимыми головной болью, не выспавшимися и полупьяными скотами, одним своим видом вызывавшими у него отвращение. Иногда ему даже трудно было поверить, что в молодости он сам был ничем не лучше.

Мало того, они мешали ему работать по ночам. Окна его кабинета выходили как раз на "Бар Дикого Густава" и пьяные выкрики не раз обрывали изощренный ход его мысли. В таких случаях он обычно долго и грязно ругался и, наконец успокоившись, начинал свои построения заново.

Вполне оправдано спросить, зачем же он работал по ночам, когда все нормальные люди спят или же развлекаются, как умеют. Неужели ему было мало дня? Ответ на этот вопрос неоднозначен. Во-первых: наш герой был профессором, и уже хотя бы поэтому не подпадал под определение нормального человека. Во-вторых, он был совершенно одинок. Ни одна студентка пока что не имела счастья попасть под очарование его могучего интеллекта, да и сам он был всегда слишком занят наукой. Ну а потом, думаю, что и вы перестали бы спать ночами, если бы стояли на пороге величайшего открытия... Ведь перестали бы?

Этажом ниже его кабинета располагалась большая комната с искусственным климатом, где усердно трудился один из самых быстрых в стране суперкомпьютеров, подаренный университету министерством обороны за то, что деканат на протяжении нескольких лет исправно предоставлял добровольцев для испытания новых психотропных веществ и гормональных катализаторов. Студенты охотно участвовали в опытах. Кому же не хочется испытать массу новых ощущений, да еще и не тратя при этом денег на обычные и так всем надоевшие алкоголь и наркотики. Два месяца назад компьютер вдруг сломался и его до сих пор чинила команда специалистов. И кстати не без помощи Эмерсона Фитцпатрика, каждую неделю снабжавшего их тремя ящиками коньяка. На самом деле ремонтники восстановили работоспособность аппаратуры за первые же три часа работы, вытащив из блока охлаждения дохлую крысу, неизвестно как туда забравшуюся при жизни. Фитцпатрик как раз проходил мимо, когда они торжественно несли ее за хвост, чтобы выбросить в урну при входе, и не стал упускать представившуюся возможность. Он предложил мастерам немного подождать с сообщением о победе над университетской фауной и заодно отдохнуть от работы за его счет. Он давно уже мечтал прибрать к рукам такой мощный компьютер для завершения своих расчетов, и вот наконец добился своего. До сих пор он довольствовался работой в режиме разделения времени, и подчас по несколько недель ждал, пока очередная его гипотеза подтвердится или же, что бывало несказанно чаще, будет опровергнута бесстрастными математическими расчетами. Теперь же он надеялся закончить труд всей своей жизни в считанные дни.

. . .

	рассказ само совершенство рассказ Само совершенство 1991 При свете дня студенческий кампус казался образцовым оплотом знаний. Его сложенные из песчаника светлые корпуса производили внушительное впечатление. Их разделяли выложенные бетонными плитами площадки с питьевыми фонтанчиками и тенистые аллеи, по которым неспешно прогуливались свободная от занятий ученая братия. Люди науки вели беседы о тонких материях, смелых теориях, противоречивых мнениях и сомнительных обоснованиях, гонорарах за статьи, воровстве идей, университетских склоках и тайных интригах, правительственных субсидиях, взятках с неуспевающих студентов, очаровательных девушках и семейных скандалах. В просторных и гулких аудиториях громкоголосые преподаватели внушали зеленой молодежи, что наука превыше всего и знания — билет на небеса. Студенты прилежно конспектировали, потея от страха, что голова не вместит всю предлагаемую им информацию и на сессии их ждут проблемы или же, в зависимости от темперамента, с тоской поглядывая за окно на ясное небо и залитую солнцем листву деревьев и в который раз жалея о напрасно уходящем времени, которое они с куда большим удовольствием могли бы провести на пляже. С наступлением темноты кампус преображался. Скромное одноэтажное здание на его задворках, всегда закрытое днем и почти незаметное среди прочих построек университетского комплекса, ночью становилось центром студенческой жизни. "Бар Дикого Густава" зажигал все свои огни, включал две огромные музыкальные колонки по бокам от входа, начинал раздачу спиртного и неизменно собирал у своих гостеприимно распахнутых стеклянных дверей большую часть обитателей кампуса. Всего лишь через час после его открытия на танцплощадке было обычно уже не протолкнуться, на траве поодаль отдыхали несколько любителей хорошо и с чувством выпить, в кустах кто-то тихо мычал, в темноте за баром шла вялая драка, подбадриваемая криками болельщиков, из туалета струился сладкий дымок, а пара активистов собирали желающих отправиться в город, чтобы искупаться в фонтане на центральной площади. Эмерсон Фитцпатрик, доктор философии не одобрял такое поведение своих студентов. Кому приятно, когда больше половины аудитории утром смотрит на тебя мутными с похмелья глазами и безуспешно пытается сообразить, с какой, интересно, целью ты изображаешь перед ними кладезь знаний и как бы, черт возьми, от тебя поскорей избавиться. Фитцпатрик любил, когда его словам придавалось заслуженное значение, а ему самому — достаточное внимание. Ему нравились прилежные студенты, на все готовые ради приобретения новых знаний, почтительные к старшим и более умным, скромные и воспитанные. После подобных же ночных оргий он имел дело исключительно с мучимыми головной болью, не выспавшимися и полупьяными скотами, одним своим видом вызывавшими у него отвращение. Иногда ему даже трудно было поверить, что в молодости он сам был ничем не лучше. Мало того, они мешали ему работать по ночам. Окна его кабинета выходили как раз на "Бар Дикого Густава" и пьяные выкрики не раз обрывали изощренный ход его мысли. В таких случаях он обычно долго и грязно ругался и, наконец успокоившись, начинал свои построения заново. Вполне оправдано спросить, зачем же он работал по ночам, когда все нормальные люди спят или же развлекаются, как умеют. Неужели ему было мало дня? Ответ на этот вопрос неоднозначен. Во-первых: наш герой был профессором, и уже хотя бы поэтому не подпадал под определение нормального человека. Во-вторых, он был совершенно одинок. Ни одна студентка пока что не имела счастья попасть под очарование его могучего интеллекта, да и сам он был всегда слишком занят наукой. Ну а потом, думаю, что и вы перестали бы спать ночами, если бы стояли на пороге величайшего открытия... Ведь перестали бы? Этажом ниже его кабинета располагалась большая комната с искусственным климатом, где усердно трудился один из самых быстрых в стране суперкомпьютеров, подаренный университету министерством обороны за то, что деканат на протяжении нескольких лет исправно предоставлял добровольцев для испытания новых психотропных веществ и гормональных катализаторов. Студенты охотно участвовали в опытах. Кому же не хочется испытать массу новых ощущений, да еще и не тратя при этом денег на обычные и так всем надоевшие алкоголь и наркотики. Два месяца назад компьютер вдруг сломался и его до сих пор чинила команда специалистов. И кстати не без помощи Эмерсона Фитцпатрика, каждую неделю снабжавшего их тремя ящиками коньяка. На самом деле ремонтники восстановили работоспособность аппаратуры за первые же три часа работы, вытащив из блока охлаждения дохлую крысу, неизвестно как туда забравшуюся при жизни. Фитцпатрик как раз проходил мимо, когда они торжественно несли ее за хвост, чтобы выбросить в урну при входе, и не стал упускать представившуюся возможность. Он предложил мастерам немного подождать с сообщением о победе над университетской фауной и заодно отдохнуть от работы за его счет. Он давно уже мечтал прибрать к рукам такой мощный компьютер для завершения своих расчетов, и вот наконец добился своего. До сих пор он довольствовался работой в режиме разделения времени, и подчас по несколько недель ждал, пока очередная его гипотеза подтвердится или же, что бывало несказанно чаще, будет опровергнута бесстрастными математическими расчетами. Теперь же он надеялся закончить труд всей своей жизни в считанные дни. . . .